Социальная безопасность — это жизнь без шоков
и потрясений

Интервью с первым заместителем мэра Москвы в Правительстве Москвы,
руководителем Комплекса социальной сферы Л. И. Швецовой

Сергей Кузнецов: Людмила Ивановна, как решаются в Москве вопросы с детской беспризорностью? В Москву съезжаются бездомные дети из других регионов. Известно, что московское правительство занимается этой проблемой вплотную, но на улицах Москвы все равно очень много бездомных детей. Они попрошайничают в метро, живут на вокзалах…
Людмила Швецова: Во-первых, проблему беспризорных детей мы рассматриваем в контексте общей проблемы безнадзорных детей. Детская безнадзорность и приводит к тому, что появляется армия беспризорников. Самое главное, что необходимо сегодня делать и обществу и государству — это не допускать, чтобы дети были без присмотра, чтобы они не болтались без дела на улице, чтобы они учились. Чтобы у них были нормальные семьи, в которых им было бы тепло и комфортно.
А тем детям, которые в силу разных обстоятельств оказались сиротами, необходимо предоставлять такие учреждения, в которых им было бы тепло и хорошо. Нужно бороться с причинами, которые порождают эти явления.
О беспризорных детях: действительно, Москва оказалась тем местом, куда они охотнее всего приезжают или их привозят взрослые. В течение года мы фиксируем в Москве 16 — 20 тысяч беспризорных детей. Их основная масса не москвичи. Вообще — это проблема не московская, но это проблема Москвы, как столичного мегаполиса.
Сюда приезжает 40 — 45 % детей из областей Российской Федерации и примерно столько же из стран СНГ. И только 10 % — дети Москвы и Московской области.
Дети приезжают в Москву от горя, от ужасов, а не только от бедности. Но еще и оттого, что им дискомфортно в родных местах. Первое и главное — это неблагополучные семьи, где родители пьют, где детей избивают. Среди тех беспризорников, которых я лично знала, много таких, которые терпели насилие в семье, были даже искалечены в семьях. Я видела девочку, у которой на щеке был шрам от сигареты пьяного любовника ее матери.
Даже если у детей нет телесных повреждений, у них явно душевные потрясения, и они в определенном смысле уже инвалиды с точки зрения их психического состояния.
Вторая группа детей — это те, которые бегут из детских домов, где им бывает неуютно. Иногда они терпят насилие со стороны взрослых, в том числе имеются факты сексуального насилия.
Есть группы детей (в основном это дети из бедных семей), которых сюда привозят преступники — сутенеры и продавцы живого товара. Они берут ребят, заманивают их и заставляют в лучшем случае попрошайничать, а в худшем случае они их продают для сексуальных насилий.
Все эти дети смешиваются здесь в Москве в единую массу бродяжек. Они обмениваются информацией, опытом, делят вместе ночлег, курево, алкоголь, токсические вещества. 80 % детей, которых приводят в милицию, а затем в больницы, являются токсикоманами с разным стажем. Первые, кто общается с этими детьми — представители правопорядка, хотя забирать в милицию этих детей мы не имеем права.
С. К.: А почему?
Л. Ш.: По закону мы не имеем права забирать ребенка, не нарушающего порядок. Основанием для ареста может быть хулиганство, нарушение общественного порядка. А если ребенок просто лежит на вокзале, его и забирать нельзя.
Но все-таки большинство из них попадает в отделении милиции для выяснения их личности. Поскольку все они больные (если у них нет простуды или туберкулеза, то у всех чесотка и педикулез), мы их всех отправляем в больницы. Приезжают специальные "Скорые помощи" (мы их оборудуем прочными стеклами, так как эти дети обычно сопротивляются, иногда убегают по дороге). Дети попадают в три городские больницы, специально отведенные под эти цели. Здесь их обследуют, проводят санобработку, лечат. Дети находятся в больнице от недели до месяца. Там с ними работают, пытаются воспитывать. Затем приезжают представители социальных приютов и забирают их. Сегодня в Москве есть уже 9 государственных социальных приютов и несколько приютов, которые содержат общественные организации. В целом у нас есть база на 1327 мест для этих детей.
Это прекрасные помещения. У нас в Москве даже детские дома хуже. Мы создавали эти приюты в последние годы и сделали их по последнему слову науки и техники: там есть и оборудование, и компьютерные классы. Таковы приюты и в Алтуфьево, и в Зюзино, и в Косино-Ухтомском. Там прекрасные помещения, в том числе компьютерные и спортивные залы.
Благодаря тому, что мы установили для работников приютов повышающий коэффициент заработной платы 1,8, туда пошли хорошие педагоги, врачи. С ребятами занимаются также психологи и социологи.
Цель приюта — это, во-первых, вызвать у детей желание жить по-другому. Забота, с которой мы оформляли приюты, является компенсацией детям того, что они не получили в семьях и детских домах. С другой стороны — это шоковое воздействие хорошим, нормальным образом жизни. В приютах дети сразу меняются, "оттаивают". Они хорошо реагируют на добро, на внимание к себе.
Мы хотим, чтобы в таких приютах у детей произошел переворот в сознании, чтобы они захотели жить по-новому.
Возникает вопрос: что делать дальше с ребенком? Вернуть его в тот регион, откуда он сбежал? В некоторых случаях это возможно. Если, к примеру, конфликт в семье носит поправимый характер (бегут не только из семей пьяниц). Конечно, самое лучшее, чтобы дети жили в семье.
Второй вариант — это появление патронатных семей. Честно говоря, беспризорников берут не очень охотно. Но нам нужно работать с людьми, так как беспризорник — это временное явление. И в хороших условиях он может стать нормальным человеком.
Еще один вариант — это возвращение ребят в детские дома — не обязательно в тот регион, из которого они приехали. Это могут быть учреждения в загородной местности, например, в Подмосковье. Эти дома могут быть удобны, чтобы защитить детей от насилия. Такие заведения могут быть и по линии образования, и по линии социальной защиты (это могут быть организации при воинских подразделениях, при православных церквях). У нас, к примеру, в Коломенском монастыре мать Ксения имеет приют. Там около ста ребят. Это могут быть трудовые или творческие коллективы. Какая-то часть из детей может оставаться в самом приюте не более длительное время. Вообще, в приюте дети пребывают от двух недель до полугода. Но могут быть и исключения.
У нас есть своя информационная база. В ближайшие месяцы все приюты Москвы будут охвачены ее сетью. Затем мы подключим к ней больницы и органы правопорядка. Таким образом, мы будем иметь полную информацию обо всех беспризорных детях Москвы (не только фамилию, имя, отчество, цвет волос и особые приметы). Мы хотим сделать социальную психолого-педагогическую карту на каждого ребенка.
Из тех детей, кого мы отправляем в родные места, примерно 44 % возвращаются назад, в Москву. Мы прекрасно понимаем, что существует определенная часть детей, которых увлекает "романтика" этой бродячей жизни. Хотелось бы верить, что таких тяжелых случаев будет не очень много.
С. К.: Многие москвичи возмущаются тем, что на вокзалах столицы существуют люди, которые предлагают детей за деньги. В свое время Лужков освободил центр столицы от проституток. Можно ли с участием правоохранительных органов пресечь это и на вокзалах?
Л. Ш.: Правоохранительные органы имеют очень четко поставленную задачу: они обязаны этих преступников привлекать к уголовной ответственности.
С. К.: Есть такая статья?
Л. Ш.: Конечно. Более того, привлекают, и таких случаев немало. Есть две статьи. За растление несовершеннолетних и за пособничество проституции среди несовершеннолетних.
Сейчас в городе мы открыли горячую линию, которая действует круглосуточно. Человек, столкнувшийся с такими явлениями в городе, может туда позвонить, в том числе анонимно. Мы выезжаем моментально. Нужно ведь еще и схватить их. Это уже дело органов правопорядка.
Вообще, вы подняли очень важный вопрос. Он решается менее активно, чем работа непосредственно с самими детьми. Торговля живым товаром — очень прибыльный бизнес. Он стоит по прибыльности наряду с торговлей оружием и наркотиками.
С. К.: Не хотите ли вы помимо детских домов и приютов создать нечто похожее на трудовые коммуны Макаренко? Дети сами могли бы себя обслуживать.
Л. Ш.: Мы это делаем. Когда я говорила о группах при каких-то организациях, я в первую очередь имела в виду то, что они там будут работать. И трудотерапия станет одним из важных факторов их психологического излечения. В Коломне, например, все ребята работают. При монастыре есть свое подсобное хозяйство, производство. Свои животные, за которыми они ухаживают.
А в Зюзино префект решил в качестве подарка приюту построить теплицу. В этой теплице ребята будут выращивать овощи. Во всех пищеблоках ребята обязательно дежурят. Кроме всего прочего, существуют трудовые мастерские, где ребята шьют, вяжут, рисуют. Например, в Алтуфьево они сами оформили все помещения и коридоры. Дети должны понять, что именно труд необходим для нормальной жизни, а не воровство и попрошайничество.
С. К.: Раньше вы работали в системе пионерских лагерей и детского движения. После развала Советского Союза закрылось очень много пионерских лагерей, дворцов пионеров, спортивных школ. Делает ли что-то правительство Москвы для их восстановления?
Л. Ш.: Я в свое время возглавляла Центральный Совет Всесоюзной пионерской организации, поэтому достаточно хорошо знаю все ее достоинства и недостатки. В Москве мы не разрушили систему пионерских лагерей. И слово "пионер" у нас не считается зазорным или преступным. Пионер — это значит первый. И формирование духа первенства у детей — это абсолютно нормально. Первенство в учебе, в спорте. Детских лагерей у нас в Подмосковье очень много. В Москве в летний период работают городские лагеря, в которых в течение лета отдыхают около. 400 тыс. ребятишек. Это практически каждый 2-ой ребенок, который учится в столичных школах. Кроме того, в Москве существуют Дома Творчества, которые раньше были Дворцами Пионеров. Они имеют огромную сеть кружков. Действительно, мы потеряли довольно много, когда разрушился Советский Союз, когда все идеологизмы прошлого общества были отторгнуты, рушили все и вся. И, в том числе, тогда извели напрочь много клубов по месту жительства. Перепродали, отдали под непонятные организации и учреждения…
Была фактически ликвидирована пионерская организация, а вся ее база была отдана в частный бизнес. Но, тем не менее, каждый третий ученик в Москве и сегодня занимается в кружках. Это 332 тысячи детей.
С. К.: Эти кружки бесплатные?
Л. Ш.: Бесплатные. Хотя в Домах Творчества символическая плата берется — 80 рублей в месяц. Если перевести на американскую валюту — два с небольшим доллара. В Доме творчества на Ленинских горах занимается около 10 тысяч детей. Платными там являются кружки только для детей младшего школьного возраста.
Мы одни из первых в стране приняли в Москве правительственное решение о поддержке детского движения. Мы не ставим задачей, чтобы все детские организации входили в одну единую, непобедимую организацию. У нас есть возможность поддерживать разные организации. В Москве создан Координационный Совет детского движения и Совет лидеров детских организаций. (Туда входит около 100 лидеров). И они вместе обмениваются опытом, помогая друг другу, стараются поддерживать эти ростки детского движения.
Вообще не обязательно, чтобы в детскую организацию вовлекались все дети. Одной из стратегических ошибок пионерской организации Советского Союза было то, что в ней хотели видеть всех детей. И это приводило к формализму. Одному ребенку не нужна никакая организация. Он не хочет быть лидером. Это — нормально. Но есть дети, которые от природы лидеры. И если этим детям не дать возможность реализовываться в рамках детских организаций, то они будут реализовываться в другом месте.
Ведь скауты не ставят задачей поглотить идеей скаутизма всех детей. Я хорошо знакома с лидерами американских и европейских скаутов. У них в это движение вовлечено 2 — 7% детского населения их стран.
Мы поддерживаем неполитизированные детские движения, но категорически против, чтобы детские организации создавались при политических партиях.
С. К.: 23% москвичей живут за чертой бедности. Москва, как никакой другой город, помогает пенсионерам. Но все равно прожить на пенсию очень сложно. Что делается в Москве для улучшения положения пенсионеров?
Л. Ш.: Здесь очень важны абсолютные показатели. За ними стоят конкретные люди. Если 23% населения Москвы живут за чертой бедности, то это 2 с лишним миллиона человек. Среди них не только пенсионеры, но и дети, матери-одиночки, многодетные матери, взрослые малообеспеченные люди. Из них пенсионеров около 500 тысяч.
Конечно, это — беда. Но важны и тенденции. В прошлом году, к примеру, 29% москвичей жили ниже черты бедности. Пенсию устанавливает пенсионерам государство. Ее размер регулируется федеральным законодательством и Пенсионным фондом. Соответственно, Москва на это может влиять только в одной части — давать какие-то свои доплаты. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько московская доплата меняет ситуацию в городе.
А благодаря московским надбавкам, 1млн. 800 тыс. пенсионеров получают пенсию на уровне прожиточного минимума и выше. Понимаете масштаб этой помощи? В прошлом году на это было израсходовано 12 млрд. руб., в этом — 16 млрд. руб. Для некоторых категорий пенсионеров (особенно — малообеспеченных) московская надбавка даже выше, чем базовая пенсия.
Проблемы пенсии и заработной платы работающего населения (особенно в бюджетной сфере) — это два незыблемых приоритета в социальной политике. И когда речь идет о выделении средств из городского бюджета, эти две статьи идут всегда защищенными. Мы, к сожалению, вынуждены констатировать, что в новых условиях социально-экономических реформ в России происходит значительное снижение роста промышленного производства. У нас не работает собственность, которая должна давать хорошие доходы. Очень маленький процент от валового продукта (28-29%) идет на фонд заработной платы. В странах с развитой экономикой — от 55 до 65%.
Мы очень внимательно следим в Москве за ситуацией в области социальной безопасности. Мы очень активно используем этот термин с точки зрения изучения эффективности нашей работы в области социальной политики. Социальная стабильность — это прерогатива довольно многих развитых стран. Там есть, естественно и бедные и богатые. Но социальное напряжение между этими категориями не такое явное. Именно социальная безопасность дает обществу возможность развиваться без шоков и потрясений.
В тезисы социальной безопасности мы вводим такие понятия, как уровень безработицы (он в Москве довольно низкий — 0,65%), уровень здоровья населения (у нас, к сожалению, высокая смертность). Пока едва наметилось увеличение рождаемости. Город растет за счет мигрантов. И тем ни менее, здоровье нашего населения по многим показателям становится стабильнее. В Москве очень большая сеть государственных медицинских учреждений.
С. К.: Сохранились ли бесплатные поликлиники?
Л. Ш.: И бесплатные поликлиники, и койко-места в больницах сохранились. Другое дело, что присутствует теневой, коммерческий вариант. Малооплачиваемые врачи и медсестры часто провоцируют родных и близких больного на неофициальные доплаты. Но в принципе, все малоимущие москвичи и ветераны имеют право на бесплатное здравоохранение. У нас бесплатные дома для престарелых. Все московские пенсионеры бесплатно ездят на городском транспорте. Ветераны ВОВ и инвалиды получают бесплатные медикаменты, имеют льготы по оплате коммунальных платежей, телефона и т. д. В Москве существует 300 дискаутных магазинов, в которых пенсионеры могут покупать продукты питания и промышленные товары со скидкой — 10 — 15%. Мы проводим очень много бесплатных концертов для этой группы людей. Инвалидам ВОВ выделяются бесплатные автомобили, коляски, ортопедические средства, слуховые аппараты. К праздникам ветераны получают продовольственные заказы, гуманитарную помощь.
С. К.: Раньше вы работали в Комитете межрегиональных связей города Москвы. Скажите несколько слов о политике московского Правительства в области поддерживания связей с другими регионами и странами.
Л. Ш.: Проблема межрегиональных и международных связей является для Москвы с одной стороны необходимостью. Москва — это уникальный субъект федерации, который не имеет своих полей и огородов. И для того, чтобы кормить огромный город, нам нужно все это доставать. Город много строится — в этом году будет построено 5 с лишним млн. кв. м. жилья. Естественно, что мы в Москве не имеем сырья для производства строительных материалов. Нужны договоры о его поставках. Я уж не говорю о нефти, газе…
Поэтому мы устанавливаем связи со всеми субъектами Российской Федерации, со многими городами и странами СНГ. Кроме этого, люди хотят жить в едином культурном, гуманитарном пространстве. Москва, как столица, остается центром притяжения для многих людей из стран СНГ. Мы, естественно, несем за это ответственность, и нам очень важно это общение.
Что касается международного сотрудничества — Москва не просто имеет связи со многими столицами стран мира, она входит во многие международные организации. Многие инициативы Москвы по проведению конгрессов мэров крупных городов мира и других международных форумов получили всемирную поддержку.
Москва является культурной столицей мира. Недавно мы проводили потрясающую и по размаху, и по значению Всемирную театральную олимпиаду. Москва стала столицей первых юношеских спортивных игр. И мы сейчас стремимся, чтобы в статус мирового олимпийского движения были введены детские и подростковые олимпийские игры.
Москва является и туристической столицей мира. Сюда приезжают туристы со всех уголков мира. Для нас международные связи — это возможность и показать наш город и подтвердить его статус.